Новое поколение «Маяка». Чем занимаются молодые инженеры-атомщики

Собственно, именно о профессии инженера мы беседуем в его кабинете, и уже в самом начале разговора Белкин дает понять разницу между ремесленниками и, скажем так, штучными работниками, которых сложно переоценить.

Ремесленников никто не обвиняет: нет ничего предосудительного в том, что по окончании смены человек полностью отключился от рабочих дел и его мысли заняты совсем другими вещами. Он, вполне вероятно, достаточно компетентен в своем направлении и по праву занимает свою должность. Штучные «экземпляры» — более сложный типаж. В силу своего характера и сугубо индивидуальных особенностей они не могут, да и не хотят, полностью абстрагироваться от своих профессиональных задач. Человек, условно говоря, может играть на гитаре, но в то же время он продолжает думать о том, как синтезировать новый сорбент или провести успешные испытания нептуния-237 в потоке нейтронов. Таких людей Дмитрий Белкин и называет инженерами будущего. По его словам, они всегда будут готовы привнести в нашу жизнь что-то новое. «Инженер — это не тот, кто получил образование и диплом, а кто инженерно мыслит», — говорит он.

Ювелирная работа

На «Маяке» такие люди есть. Они участвуют в нескольких проектах, которые курирует Дмитрий Белкин. Например, 32-летний Станислав Чадов прорабатывает технологию производства плутония-238, который нужен для РИТЭГов — источников электроэнергии, использующих тепловую энергию радиоактивного распада. Это, проще выражаясь, батарейка для космического корабля с очень высоким КПД, которая будет работать много лет. На РИТЭГах построена вся энергетическая программа освоения дальнего космоса.

После того, как производство плутония в России прекратили, эта технология была потеряна. «На «Маяке» в свое время производили плутоний-238, достаточно много продали американцам, которые сами не смогли восстановить производство. Сейчас в космос со страшной силой рвутся китайцы, но к тому, чтобы самостоятельно произвести плутоний, они подойдут еще очень нескоро, — рассказывает Дмитрий Белкин. — В принципе, восстановить технологию возможно... Но вместе с тем и невозможно, потому что требования по радиационной безопасности сейчас крайне жесткие. Мы гордимся тем, что сумели создать наши деды, но, к сожалению, условия сегодня совсем другие. Так что эту технологию мы должны не восстановить, а фактически создать заново. А для этого нужно создать блок для облучения в ядерном реакторе».

Плутоний-238 (его еще называют «научным») можно получить из нептуния-237, который выделен на «Маяке» от переработки отработанного ядерного топлива. Если облучить нептуний в потоке нейтронов, получится базовый элемент РИТЭГа. Дмитрий Белкин достает с полки шкафа алюминиевый «стакан» размером с ладонь: это, судя по всему, модель блока для облучения. И несколькими сложными фразами описывает процесс, в котором очень важно не допустить распухания и разгерметизации нептуния. «Эту технологию мы со Станиславом Чадовым сейчас отрабатываем на имитаторах, — говорит он. — Поскольку нептуний крайне опасный радиационный материал, работать с ним можно только в специальных камерах, с помощью дистанционно управляемых манипуляторов. Это очень сложно. Расстояние между оператором и площадкой для опытов составляет четыре-пять метров, и рукой манипулятора нужно взять, условно говоря, иголочку и продеть ее в нужном направлении в миллиметровое отверстие. Это ювелирная работа. У людей, которые этим занимаются, своя определенная моторика, они на уровне пальцев чувствуют, что происходит там, за радиационно-защитным стеклом. И все эти технологии в сложнейшем цехе лежат на Стасе».

Судя по всему, технолог Станислав Чадов для главного инженера «Маяка» — идеальный подчиненный. «Он все решает сам. Его не нужно подгонять и проводить кучу совещаний. У нас есть намеченный план, моя задача лишь контролировать его выполнение и оказывать небольшую административную поддержку», — отмечает Белкин.

Ребята из ЦЗЛ

Центральную заводскую лабораторию (ЦЗЛ) на комбинате называют «нашей наукой». Там работают чуть меньше трехсот человек, в том числе представители нового «мультизадачного» поколения «Маяка». Дмитрий Белкин признается, что у него есть внутреннее чутье, которое подсказывает, с какими специалистами можно достичь успеха в том или ином проекте. Инженеры химики-исследователи Павел Бобров и Наталья Ивенская как раз из тех, в кого верит главный инженер. Бобров занимается очисткой жидких радиоактивных отходов мембранными методами, Ивенская — поиском новых экстрагентов. Оба заняты в проекте создания новой технологии переработки радиационных отходов с использованием сорбента CLEVASOL, которая позволит эффективно решать проблемы «ядерного наследия».

Сегодня схема переработки отходов на «Маяке» предусматривает два метода — остекловывание и цементирование. Основная часть радионуклидов локализуется в стекле, а большая часть химических компонентов отходов — в цементе. Сложная задача при очистке высокоактивных отходов — выделить цезий-137 из высокоминерализированных щелочных растворов. В идеале нужен такой сорбент, который очистит отходы от цезия-137, что позволит значительно упростить последующее обращение с ними. Опыты подтверждают, что CLEVASOL — подходящий вариант. Это плюс ко всему намного дешевле, чем остекловывание.

«И вот сейчас ребята из центральной заводской лаборатории вместе с заводчанами проводят массу опытов, мы уже приблизились к тому, чтобы создать эту технологию, — продолжает Дмитрий Белкин. — На экспериментах мы ее уже подтвердили, но лабораторные опыты — это еще не все. Очень часто идешь по ложному пути, в дальнейшем могут возникнуть проблемы, например, из-за отсутствия оборудования, которое не производится в России. Думаю, мы пройдем большой путь, прежде чем получим законченное инженерное решение».

В перспективе этот материал может быть использован в рамках комплексных предложений «Росатома» по сооружению АЭС за рубежом. Такие разработки было бы не стыдно предложить зарубежным коллегам, и желающие уже есть: технологией заинтересовалась французская компания Veolia-Kurion, серьезный игрок на рынке бэкэнда. «В ближайшее время усилия мирового сообщества будут сосредоточены на решении проблем Фукусимы, там будут вращаться большие деньги, этим и обусловлен интерес французов. «Росатому» тоже необходимо присутствовать на этом рынке, но самостоятельно выйти на него будет сложно: санкции, конкуренция и так далее. А вот в сотрудничестве с теми же французами вполне реально», — уверен Дмитрий Белкин.


Привнести живое

На «Маяке» реализуется еще множество проектов различной сложности. Одна из стратегических задач предприятия — выход на международный рынок АСУ ТП (автоматизированная система управления технологическими процессами) для атомных реакторов малой и средней мощности, практически все подразделения комбината так или иначе причастны к работам в этой области.

На «Маяке» есть все для построения АСУ ТП любой сложности и конфигурации. Вместе с тем, как отмечает Дмитрий Белкин, автоматизация не должна означать полный отказ от интеллекта. «Машина ошибется, выйдет из строя — оператор нажмет кнопку аварийной защиты, которая заглушит процесс. Он же не просто наблюдает за работой реактора — он анализирует информацию и реагирует в случае неполадок, — говорит он. — Легендарный директор «Маяка» Борис Брохович говорил: «Реактор ты должен знать на «ты», а обращаться к нему на «вы».

Вообще, отношение к высокотехнологичным процессам и установкам как к живым организмам очень важно, уверен Дмитрий Белкин. Неслучайно два действующих реактора на «Маяке» имеют человеческие имена — «Руслан» и «Людмила». «Процесс всегда должен совмещаться с чем-то живым, — считает Дмитрий Белкин. — «Маяк» — это огромный организм, и даже я, будучи главным инженером, далеко не все о нем знаю. Это и невозможно — досконально изучить все тонкости и нюансы каждого из производств. Но вот эта метафизика распространяется на все, чем занимаются работники предприятия. Если научишься мыслить в таком формате, тогда и результат будет намного весомее, и достичь цели ты сможешь быстрее».