Казус Камерного
29 Февраля 2008
Камерный родился как театр протестный. Таким он и остается, отмечая свое двадцатилетие. Культуролог Сергей Загребин приводит в журнале «Автограф» текст из листовки, взбудоражившей в 1989 году театральные (и не только) круги Челябинска: «Мы, группа профессиональных актеров, убеждены, что сегодняшний государственный театр находится в творческом профессиональном тупике…
Ирина Моргулес
Камерный родился как театр протестный. Таким он и остается, отмечая свое двадцатилетие. Культуролог Сергей Загребин приводит в журнале «Автограф» текст из листовки, взбудоражившей в 1989 году театральные (и не только) круги Челябинска: «Мы, группа профессиональных актеров, убеждены, что сегодняшний государственный театр находится в творческом профессиональном тупике…
Мы ясно осознаем, что сегодня театр — номенклатурное производство, которое штампует и тиражирует свою продукцию, где главное: план, сроки, конъюнктура — спрос любой ценой. А цена слишком высока, она дорого обходится театру — обезличивается сценическое искусство, уходит профессиональная культура, и, как результат, пропадает стимул к продолжению творческой жизни… В зрительном зале преобладает киноконцертное восприятие; безудержная погоня за массами превратила и сам театр в продукт массовой культуры. А между тем театр — не рок-концерт, и не стадион, и не «киношка», и не «видик».
…Мы хотим иметь небольшую камерную аудиторию своих зрителей, таких же неудовлетворенных, беспокойных и ищущих, как и мы. Именно поэтому мы и назвали свой театр Камерным, а не оттого, что в своих спектаклях хотим изображать интимные чувства или замкнутый внутренний человеческий мир».
Было это еще при советской власти, частных театров в природе не было, хотя истории, хоть мучительных, но все же удавшихся созданий новых профессиональных коллективов, отпочковавшихся от государственных репертуарных театров, уже были.
То, что труппа артистов Челябинского театра юных зрителей решила пуститься в самостоятельное плавание, было, скорее всего, жестом отчаяния: актерская судьба во многом зависит от политики руководства театра, и если годы идут, а то, что и как тебе предлагается делать, вызывает равнодушие, а то и неприятие, надо искать выход.
У труппы был свой лидер — артист Евгений Фалевич, уже имевший, хоть и небольшой, но удачный режиссерский опыт. Но — ни своей площадки, ни жилья, ни гарантии более-менее сносной зарплаты не было. А время, кто помнит, было для жизни не очень-то легким.
Я помню первый спектакль коллектива, уже назвавшего себя Камерным театром, но в общем-то как театр не воспринимавшимся. Было не очень ясно, чем это отличается от самостоятельных работ, которые артисты репертуарных театров ставили и ставят вне плана. Часть из таких работ при одобрении худсоветов включались в основной репертуар, другие оставались фактами «художественной самодеятельности актеров».
Приметы таких спектаклей: минимум участников, практически отсутствие декораций, костюмы либо «из своего», либо случайные, якобы условные.
Все это было в постановке пьесы Джона Маррелла «Крик лангусты», поставленной Евгением Фалевичем, где роль великой французской актрисы Сары Бернар исполняла Людмила Барад, а ее секретаря Виктор Нагдасев и Владимир Коняхин.
На мой взгляд, это был тот случай, когда артисты, ведомые режиссером, очень хорошо знающим их достоинства и слабые стороны, сделали для себя, для своего профессионального мастерства несомненный шаг вперед. Стало ясно, что от нового творческого содружества можно ждать интересных результатов.
Так и случилось. Второй спектакль — постановка Евгением Фалевичем детского спектакля «Сказ про то, как Федор-кузнец землю русскую от нечисти спасал». Посмотрите в сегодняшнюю афишу Камерного: «Федор-кузнец» до сих пор в ней значится. Это что-то да значит.
А знаковым для дальнейшей судьбы нового театра стала, как мне представляется, постановка Евгением Фалевичем пьесы молодого драматурга Александра Шипенко «Археология». Это современная пьеса, необычная, требующая иных, нежели традиционные для психологически-бытового театра, способов решения.
Именно такая драматургия стала основой репертуара Камерного с тех пор и по сегодняшний день.
Все вроде бы налаживалось во вновь созданном театре. Появилась, хоть и на птичьих тогда правах, но все же крыша над головой (то самое здание по Цвиллинга, 15, где и сейчас работает Камерный), пришло профессиональное признание (несколько побед в номинациях областного фестиваля «Театральная весна — все за «Археологию»)…
И именно в 1991 году Евгений Фалевич и Людмила Барад уезжают за границу.
А чуть позже Камерный становится государственным театром.
Матриархат как творческий метод
В осиротевший театр пришла Виктория Мещанинова, человек труппе Камерного не чужой: работала в ТЮЗе, откуда откололась труппа нового театра, по духу близка.
Плюс блестящее образование: за плечами аспирантура Ленин-градского государственного института театра, музыки, кинематографии. Среди учителей такие корифеи, как Товстоногов, Кацман…
С Мещаниновой Камерному повезло. Виктория Николаевна возглавляет театр семнадцать лет. Для маленького театра стабильность особенно важна, ему и так трудно жить, а качай его из стороны в сторону, может рассыпаться как карточный домик.
Мещанинова понимала, что Камерному нужно найти свою нишу, не занятую пока другими коллективами, или если в приемлемом для его творческих устремлений сегменте уже кто-то пытается самоутвердиться, доказать, что у Камерного это получается лучше.
Камерный — театр прежде всего режиссерский, более того — авторский. Мещанинова ставит сама и приглашает на постановки лишь коллег, близких ей по творческим устремлениям, то есть ставящих современные пьесы (если классику, то тоже весьма осовремененную) и находящих для своих постановок язык, близкий молодым зрителям. Плюс спектакли для детей.
Вообще-то по этой дороге с большим или меньшим успехом идут с разной степенью успешности четыре челябинских театра. Кроме Камерного, это ТЮЗ, «Манекен» и Новый художественный театр. У каждого на этом многотрудном пути свои обретения и потери, но Камерный наиболее последователен.
Твердая рука Виктории Мещаниновой, ныне заслуженного деятеля искусств России, сделала Камерный лабораторией современной драматургии, где опробуются методы создания спектаклей сложных форм.
Здесь, как в науке, отрицательный результат — тоже результат. Поэтому к Камерному хочется относиться особенно бережно при его неудачах, которые здесь, на мой взгляд, случаются прежде всего в тех случаях, когда желание прорваться к новым горизонтам становится самоцелью и в угоду ему приносится здравый смысл.
Но рутины здесь боятся больше провала.
Удач, впрочем, тоже хватает. Особенно я бы отметила многолетнюю работу с кругом молодых драматургов, собравшихся вокруг Николая Коляды.
Я не буду перечислять удачи и неудачи Камерного за двадцать лет. О многих из них наша газета, которая вдвое моложе Камерного, писала. Просто скажу, что при беспокойной, нервной, но творческой атмосфере этого коллектива, он довольно устойчив: и сегодня в Камерном работают многие из тех, кто начинал еще с Евгением Фалевичем.
Бывает, уходят, но возвращаются. Например, Олег Хапов, начинавший в Камерном как артист, утвердившийся как режиссер в ТЮЗе, вернулся уже режиссером и поставил в прошлом году «Детектор лжи» Василия Сигарева и недавнюю премьеру Камерного — «Музыки и сигарет не хватит до весны…» Игоря Бауэршимы.
Что же касается самой Виктории Мещаниновой, то она ставит с редкой для художественного руководителя частотой. Из ее работ последних лет мне более всего близки «Очень простые истории» Марии Ладо и «На Пасху солнце пляшет» по пьесам екатерин- буржцев Златы Деминой и Александра Архипова.
За двадцать лет сформировался тип артиста, который может работать в Камерном. Это должен быть очень пластичный профессионал не только в смысле сценического движения, но — прежде всего в умении психологически освоить роль. Некоторых из режиссеров, приглашаемых Камерным, я бы просто отстраняла от работы за то, что лишь эксплуатируют самоотдачу этих артистов, ничего не давая им взамен.
Если бы я перечислила тех артистов Камерного, которых уважаю, а то и люблю, получился бы чуть не полный список труппы.
А вдруг кого-то забуду?
«Камерата», которой все рады
Одновременно с Викторией в Камерный пришел новый директор — выпускник института культуры Алексей Пелымский, позднее получивший и экономическое образование.
Этот тандем начал искать способы выживания театра в непростые девяностые годы. В результате родилась идея приглашения московских звезд. Не попсовых, а артистов серьезных, настоящих мастеров сцены, эстрады, кино. Это сейчас, когда от афиш с громкими именами тесно на любой рекламной тумбе, такая приманка вряд ли стала особо заметной. Но тогда каждое появление Сергея Юрского, Геннадия Хазанова, Александра Филиппенко, Валентины Талызиной и других становилось событием в культурной жизни города. В Камерном давала свой моноспектакль «Мадам Маргарита» французская звезда мирового уровня Анни Жирардо… Некоторые из этих встреч проходили в виде кабаре, то есть когда зрители находятся за накрытыми столиками, что тоже было в новинку.
Но главное, что привнес Камерный в театральную жизнь не только нашего города, но и без преувеличения страны, это фестиваль «Камерата», которых состоялось девять за четырнадцать прошедших со времени его возникновения сезонов.
На «Камерату» съезжаются театры, большинство из которых идет той же или хотя бы параллельной дорогой, что и Камерный театр: вдали от мейнстрима, отыскивающие свои пути к зрительским умам и сердцам.
Двадцать лет Камерный идет своим, на соседние театры непохожим путем, порой спотыкаясь, задыхаясь, но с упорством овладевая очередной вершиной.
Лишь бы не скука, лишь бы не обыденность, не проторенный уже многими путь. В этом вечная протестность Камерного, его добровольный крест.
Камерный родился как театр протестный. Таким он и остается, отмечая свое двадцатилетие. Культуролог Сергей Загребин приводит в журнале «Автограф» текст из листовки, взбудоражившей в 1989 году театральные (и не только) круги Челябинска: «Мы, группа профессиональных актеров, убеждены, что сегодняшний государственный театр находится в творческом профессиональном тупике…
Мы ясно осознаем, что сегодня театр — номенклатурное производство, которое штампует и тиражирует свою продукцию, где главное: план, сроки, конъюнктура — спрос любой ценой. А цена слишком высока, она дорого обходится театру — обезличивается сценическое искусство, уходит профессиональная культура, и, как результат, пропадает стимул к продолжению творческой жизни… В зрительном зале преобладает киноконцертное восприятие; безудержная погоня за массами превратила и сам театр в продукт массовой культуры. А между тем театр — не рок-концерт, и не стадион, и не «киношка», и не «видик».
…Мы хотим иметь небольшую камерную аудиторию своих зрителей, таких же неудовлетворенных, беспокойных и ищущих, как и мы. Именно поэтому мы и назвали свой театр Камерным, а не оттого, что в своих спектаклях хотим изображать интимные чувства или замкнутый внутренний человеческий мир».
Было это еще при советской власти, частных театров в природе не было, хотя истории, хоть мучительных, но все же удавшихся созданий новых профессиональных коллективов, отпочковавшихся от государственных репертуарных театров, уже были.
То, что труппа артистов Челябинского театра юных зрителей решила пуститься в самостоятельное плавание, было, скорее всего, жестом отчаяния: актерская судьба во многом зависит от политики руководства театра, и если годы идут, а то, что и как тебе предлагается делать, вызывает равнодушие, а то и неприятие, надо искать выход.
У труппы был свой лидер — артист Евгений Фалевич, уже имевший, хоть и небольшой, но удачный режиссерский опыт. Но — ни своей площадки, ни жилья, ни гарантии более-менее сносной зарплаты не было. А время, кто помнит, было для жизни не очень-то легким.
Я помню первый спектакль коллектива, уже назвавшего себя Камерным театром, но в общем-то как театр не воспринимавшимся. Было не очень ясно, чем это отличается от самостоятельных работ, которые артисты репертуарных театров ставили и ставят вне плана. Часть из таких работ при одобрении худсоветов включались в основной репертуар, другие оставались фактами «художественной самодеятельности актеров».
Приметы таких спектаклей: минимум участников, практически отсутствие декораций, костюмы либо «из своего», либо случайные, якобы условные.
Все это было в постановке пьесы Джона Маррелла «Крик лангусты», поставленной Евгением Фалевичем, где роль великой французской актрисы Сары Бернар исполняла Людмила Барад, а ее секретаря Виктор Нагдасев и Владимир Коняхин.
На мой взгляд, это был тот случай, когда артисты, ведомые режиссером, очень хорошо знающим их достоинства и слабые стороны, сделали для себя, для своего профессионального мастерства несомненный шаг вперед. Стало ясно, что от нового творческого содружества можно ждать интересных результатов.
Так и случилось. Второй спектакль — постановка Евгением Фалевичем детского спектакля «Сказ про то, как Федор-кузнец землю русскую от нечисти спасал». Посмотрите в сегодняшнюю афишу Камерного: «Федор-кузнец» до сих пор в ней значится. Это что-то да значит.
А знаковым для дальнейшей судьбы нового театра стала, как мне представляется, постановка Евгением Фалевичем пьесы молодого драматурга Александра Шипенко «Археология». Это современная пьеса, необычная, требующая иных, нежели традиционные для психологически-бытового театра, способов решения.
Именно такая драматургия стала основой репертуара Камерного с тех пор и по сегодняшний день.
Все вроде бы налаживалось во вновь созданном театре. Появилась, хоть и на птичьих тогда правах, но все же крыша над головой (то самое здание по Цвиллинга, 15, где и сейчас работает Камерный), пришло профессиональное признание (несколько побед в номинациях областного фестиваля «Театральная весна — все за «Археологию»)…
И именно в 1991 году Евгений Фалевич и Людмила Барад уезжают за границу.
А чуть позже Камерный становится государственным театром.
Матриархат как творческий метод
В осиротевший театр пришла Виктория Мещанинова, человек труппе Камерного не чужой: работала в ТЮЗе, откуда откололась труппа нового театра, по духу близка.
Плюс блестящее образование: за плечами аспирантура Ленин-градского государственного института театра, музыки, кинематографии. Среди учителей такие корифеи, как Товстоногов, Кацман…
С Мещаниновой Камерному повезло. Виктория Николаевна возглавляет театр семнадцать лет. Для маленького театра стабильность особенно важна, ему и так трудно жить, а качай его из стороны в сторону, может рассыпаться как карточный домик.
Мещанинова понимала, что Камерному нужно найти свою нишу, не занятую пока другими коллективами, или если в приемлемом для его творческих устремлений сегменте уже кто-то пытается самоутвердиться, доказать, что у Камерного это получается лучше.
Камерный — театр прежде всего режиссерский, более того — авторский. Мещанинова ставит сама и приглашает на постановки лишь коллег, близких ей по творческим устремлениям, то есть ставящих современные пьесы (если классику, то тоже весьма осовремененную) и находящих для своих постановок язык, близкий молодым зрителям. Плюс спектакли для детей.
Вообще-то по этой дороге с большим или меньшим успехом идут с разной степенью успешности четыре челябинских театра. Кроме Камерного, это ТЮЗ, «Манекен» и Новый художественный театр. У каждого на этом многотрудном пути свои обретения и потери, но Камерный наиболее последователен.
Твердая рука Виктории Мещаниновой, ныне заслуженного деятеля искусств России, сделала Камерный лабораторией современной драматургии, где опробуются методы создания спектаклей сложных форм.
Здесь, как в науке, отрицательный результат — тоже результат. Поэтому к Камерному хочется относиться особенно бережно при его неудачах, которые здесь, на мой взгляд, случаются прежде всего в тех случаях, когда желание прорваться к новым горизонтам становится самоцелью и в угоду ему приносится здравый смысл.
Но рутины здесь боятся больше провала.
Удач, впрочем, тоже хватает. Особенно я бы отметила многолетнюю работу с кругом молодых драматургов, собравшихся вокруг Николая Коляды.
Я не буду перечислять удачи и неудачи Камерного за двадцать лет. О многих из них наша газета, которая вдвое моложе Камерного, писала. Просто скажу, что при беспокойной, нервной, но творческой атмосфере этого коллектива, он довольно устойчив: и сегодня в Камерном работают многие из тех, кто начинал еще с Евгением Фалевичем.
Бывает, уходят, но возвращаются. Например, Олег Хапов, начинавший в Камерном как артист, утвердившийся как режиссер в ТЮЗе, вернулся уже режиссером и поставил в прошлом году «Детектор лжи» Василия Сигарева и недавнюю премьеру Камерного — «Музыки и сигарет не хватит до весны…» Игоря Бауэршимы.
Что же касается самой Виктории Мещаниновой, то она ставит с редкой для художественного руководителя частотой. Из ее работ последних лет мне более всего близки «Очень простые истории» Марии Ладо и «На Пасху солнце пляшет» по пьесам екатерин- буржцев Златы Деминой и Александра Архипова.
За двадцать лет сформировался тип артиста, который может работать в Камерном. Это должен быть очень пластичный профессионал не только в смысле сценического движения, но — прежде всего в умении психологически освоить роль. Некоторых из режиссеров, приглашаемых Камерным, я бы просто отстраняла от работы за то, что лишь эксплуатируют самоотдачу этих артистов, ничего не давая им взамен.
Если бы я перечислила тех артистов Камерного, которых уважаю, а то и люблю, получился бы чуть не полный список труппы.
А вдруг кого-то забуду?
«Камерата», которой все рады
Одновременно с Викторией в Камерный пришел новый директор — выпускник института культуры Алексей Пелымский, позднее получивший и экономическое образование.
Этот тандем начал искать способы выживания театра в непростые девяностые годы. В результате родилась идея приглашения московских звезд. Не попсовых, а артистов серьезных, настоящих мастеров сцены, эстрады, кино. Это сейчас, когда от афиш с громкими именами тесно на любой рекламной тумбе, такая приманка вряд ли стала особо заметной. Но тогда каждое появление Сергея Юрского, Геннадия Хазанова, Александра Филиппенко, Валентины Талызиной и других становилось событием в культурной жизни города. В Камерном давала свой моноспектакль «Мадам Маргарита» французская звезда мирового уровня Анни Жирардо… Некоторые из этих встреч проходили в виде кабаре, то есть когда зрители находятся за накрытыми столиками, что тоже было в новинку.
Но главное, что привнес Камерный в театральную жизнь не только нашего города, но и без преувеличения страны, это фестиваль «Камерата», которых состоялось девять за четырнадцать прошедших со времени его возникновения сезонов.
На «Камерату» съезжаются театры, большинство из которых идет той же или хотя бы параллельной дорогой, что и Камерный театр: вдали от мейнстрима, отыскивающие свои пути к зрительским умам и сердцам.
Двадцать лет Камерный идет своим, на соседние театры непохожим путем, порой спотыкаясь, задыхаясь, но с упорством овладевая очередной вершиной.
Лишь бы не скука, лишь бы не обыденность, не проторенный уже многими путь. В этом вечная протестность Камерного, его добровольный крест.
Поделиться
