Татьяна Сусь: «Вдохновение — это неразвитое напряжение. Такого и врагу не пожелаю»

Мы разговариваем уже часа два, не меньше. Кофе давно остыл, мороженое растаяло... А мы все не можем остановиться. Говорим о многом: о художниках, об искусстве, о творческом поиске, о жизни.

Здесь особая атмосфера. Кого-то она выталкивает, изгоняет, для кого-то становится спасительным пристанищем. Пусть и на несколько часов. Местом, где можно забыть, в каком городе и даже в какой стране ты живешь. В «лаборатории», как называет Вячеслав Шишкоедов мастерскую Татьяны Сусь, я мечтала побывать давно. Как, собственно, и сам Вячеслав Петрович. Так что в тот день два человека в мире стали на порядок счастливее. Это действительно лаборатория — место, где творится таинство, где отдельные частицы складываются в единое целое, и рождается живое и дышащее изображение, будь то портрет, образ животного или абстракция.

Мозаикой в Челябинске кроме Татьяны Сусь профессионально занимается разве что Екатерина Пензина. Конечно, нельзя обойти вниманием мозаичные работы Зайнуллы Латфулина, украшающие здание татаро-башкирской библиотеки на улице Цвиллинга, панно Владимира Мишина «Ленин и печать» на стене «Роспечати» на Худякова и его же мозаики в Ленинском районе. Но это, пожалуй, и всё.

Почему мозаика сегодня такой редкий жанр? Нужна ли настоящему художнику академическая выучка? Как найти свое предназначение и остаться верным выбранному пути? Об этом мы поговорили с художником Татьяной Сусь в ее «лаборатории». Лаборатории души.



Мозаика из слов

Как воспринимать такой поворот судьбы, когда, к примеру, с самого детства готовишься к тому, чтобы стать врачом, но перед поступлением в медучилище вдруг вынужденно отказываешься от намеченного плана и идешь совсем другим путем — путем художника? Это предопределенная свыше неизбежность? Или бессознательные импульсы, которые незримо ведут человека изнутри и определяют его выбор, хочет он того или нет? Я не сомневаюсь, что Татьяна Сусь была бы хорошим врачом, оставаясь художником в душе. Но то, что она сделала творчество своей профессией, подарило миру еще больше красоты, в которой он так сегодня нуждается.

Сила духа, твердая жизненная позиция, непримиримость перед уравниловкой и посредственностью в жизни, учебе, работе, людях и в то же время тотальная открытость, любовь, доброта по отношению к жизни, учебе, работе, людям — это мое видение художника. Чтобы каждый сам мог судить и делать выводы, я даю слово моему необыкновенному собеседнику. Жаль, что нельзя вместить в формат статьи всю беседу. Но я постараюсь собрать из разрозненных кусочков цельный портрет. Или хотя бы показать какой-то его фрагмент.

Игры разума

— Вы пишете только то, что находит отклик? Что это может быть? Всё что угодно?

— Ну конечно, нет. Был момент, когда я пыталась откликаться на все. Ой, как это затейливо было! К примеру, натюрморт. Я такую развлекаловку придумывала! Такие философические ходы! Скрещивала бананы с чесноком, к примеру. Не в буквальном смысле, конечно. Брала несовместимые вещи и пыталась эту несовместимость свести к нулю — через цвет, композицию. Натюрморт — это чистейшие игры разума. Или игры с материалом. Пейзаж я не понимаю. В природе настолько все красиво и чудно, что пытаться повторять это я не вижу смысла. Остается портрет и композиция. Но композиция — это тоже интеллектуальная игра. Поиграешься — и надоест.

— Что представляет собой процесс работы над мозаичным панно?

— В мозаике ничего не нужно придумывать. Она сама приведет туда, куда следует. Сперва где-то там, внутри, должно что-то созреть. Должно быть понимание того, что хочется получить в итоге. Потому что здесь уже не переделаешь. Если на холсте еще можно что-то исправить, то здесь нет. Когда внутри сформировалась какая-то субстанция, начинается импровизация. Я никогда не делаю цветовых эскизов. Вчерне набрасываю, делаю какие-то пометки. Но, вообще, работа над мозаикой — это размышления шахматиста. Это игра. Постоянно надо думать, как дальше линия пойдет, где она начнется, где закончится, как это сделать логичным. Можно хаотично, конечно, делать, но это надоедает. Как надоедает беспорядок в доме. Особую смысловую нагрузку имеет фон. Он, возможно, даже более значим, чем само изображаемое. А еще большее значение имеют швы между мозаичными чипами. Там вообще целый космос, я вас уверяю. Если абстрагироваться от всего — от рисунка, от цвета — и оставить только швы, чудо чудное получится!

— Почему мозаикой сегодня мало кто занимается?

— Во-первых, материалы дорого обходятся. А во-вторых, урбаника, индустриальность отталкивают мозаику от себя. Представьте: идет девушка в вечернем платье, в туфлях на высоком каблуке, а на спине тинейджерский рюкзак болтается. Можно, конечно, и так, но какая-то неувязка получается. То же самое мозаика на современных зданиях. Она монументальна сама по себе. Ее нужно вписывать в городскую среду. Об этом надо думать. А кто будет думать? Архитекторы не заморачиваются. Мозаика — это не декоративно-прикладная техника, как некоторые думают. Это не то же самое, что тупо кирпичи выкладывать. Тут нужно четко понимать, что и для чего ты делаешь.

Творческий инстинкт

— Насколько нужно художнику владеть академическим инструментарием?

— Нужно. Академический рисунок — это как ежедневные тренировки для бегуна. Пусть это и нудные упражнения, но они воспитывают глаз, развивают моторику руки. Живопись дает понятие о том, что такое раскладка цвета, как цвет создает форму. Но рисунок все же первичен. Ты начинаешь понимать, что хорошо, а что плохо. Но это не значит, что каждому нужна «академка». Есть художники, по которым она таким катком проезжает, что они потом уже не могут очухаться. Это ее оборотная сторона. Академизм может войти в некий механизм восприятия мира вообще, подавить все остальное. А у человека должен быть свой, а не навязанный кем-то механизм восприятия. Упражнения — это лишь инструмент, это не цель. Так что нужно быть очень внимательным.

— Когда у вас появилось желание выйти за рамки традиционного искусства?

— А у меня его и не было как такового. Я никогда себе таких задач не ставила. Я ушла из училища в 17 лет. Вернее, вылетела оттуда как пробка из бутылки. Какие я тогда могла перед собой задачи ставить? Это был безбашенный период. Только потом я поняла, что это у меня сработал инстинкт самосохранения.

Непонятная необходимость

— Вам интереснее работать на уровне смыслов или эмоций?

— У меня 50 на 50 получается. Но эмоциональная составляющая — это не мой конек. Я не хочу только на эмоциях выезжать. Поэтому иногда я им голову сворачиваю. А иногда наоборот. От конкретного случая зависит. Мозг должен работать четко, но и отключать его временами тоже нужно, иначе чисто мозговая, дизайнерская работа получится. Это когда все хорошо в картине — грамотно сделана, со вкусом, с чувством, с расстановкой, и композиция зашкаливающая, а чего-то не хватает. Консенсуса нет. Эмоциональности.

— Что для вас вдохновение? Насколько для вас важно это состояние?

— А я не знаю, что это такое. Кто-то очень хорошо сказал, что вдохновение — это неразвитое напряжение. Но я такого вдохновения врагу не пожелаю. Это же постоянное, круглосуточное состояние сжатой пружины. В какой-то момент она распрямляется. Вот тогда появляется произведение искусства, литературный шедевр — что угодно. Потом пружина опять сжимается, и опять возникает напряжение… На мой взгляд, вдохновение — это, скорее, импровизация. Мне кажется, его с этим путают. И, может быть, у кого-то и бывают проблески, когда все легко и естественно происходит. Но у меня этого эйфорического состояния не было никогда.

— Возникает ли у вас недовольство своей работой? Как с этим справляться? И что делать, если дело не идет: нет образов, нет того самого непонятного вдохновения?

— Ну то, что я недовольна своей работой, это пожизненное состояние. Тем, что вдруг удается в яблочко попасть, жизнь нечасто балует… Здесь тоже все непросто. Если вы человек дисциплинированный, то вы должны быть на 99 % дисциплинированным, а не частично. Тогда это поможет в работе. И еще важно помнить о творческой ответственности. Перед материалом прежде всего, потому что его тоже надо беречь, нужно экономным быть. Сначала, когда спартанские рамки появляются, некомфортно. А потом оказывается, что с этой аскезой и пошутить можно… И это, между прочим, в каждой профессии, не только у художников. Вот есть ремесло. Это когда ты просто хорошо знаешь принципы, механизмы и их ремесленно выполняешь. А есть другое — ощущение непонятной необходимости. Когда не можешь без этого жить, а почему — непонятно. Вот тогда это уже не ремесло. Это уже, скорее, та самая пружинка творческая.

— Что такое жизнь?

— Страшная штука! Страшнее зверя нет. (Смеется.) Жизнь… Вопрос, конечно, очень сложный… Не знаю. Я, конечно, уже не в яслях в этом плане, но и из детсадовского возраста еще не вышла, чтобы как-то ответить на этот вопрос... В любом случае, жить нужно. Для чего-то все это нужно...