Под маской комедии. Челябинский НХТ приглашает на Рождество в дом сеньора Купьелло
7 Декабря 2017
Фото: Вячеслав Шишкоедов
Это новая работа Евгения Гельфонда, режиссера Нового художественного театра, по одноименной пьесе итальянского драматурга Эдуардо де Филиппо.
-
Беседа со зрителем. Почему НХТ никогда не поставит спектакль про Томинский ГОК
-
Сентиментальный слюнтяй. В Челябинске Николай Коляда объяснил, зачем театру нужны деньги
От возникновения замысла и первых репетиций до премьеры прошел почти год. Все это время создатели спектакля искали ответы на непростые, но важные вопросы, которые теперь со сцены задают зрителю.
Отголоски прошлого
Впервые интерес к творчеству Эдуардо де Филиппо возник в конце 50-х годов. После спектакля Евгения Симонова по пьесе «Филумена Мартурано» в театре имени Е. Вахтангова к произведениям итальянского драматурга стали обращаться часто и охотно. В 1965 году спектакль по пьесе «Рождество в доме Купьелло» поставил Леонид Варпаховский в московском Малом театре, представив зрителям грустную комедию, которая заканчивалась похоронами и сожалением о развеявшихся иллюзиях и разрушенных мечтах о лучшей жизни.
«Рождество в доме синьора Купьелло» — одна из первых пьес де Филиппо, написанная в 1931 году. Это было время, когда Муссолини утвердился в качестве дуче, в Италии сложилась однопартийная система, начал укрепляться тоталитарный режим. В пьесе нет прямого отражения политической ситуации, однако есть предощущение грядущей трагедии, необъяснимая тревога, которая отравляет внешнее, казалось бы, благополучие…
Подобная атмосфера присутствует в спектакле Евгения Гельфонда. Обращаясь к тексту, написанному почти век назад, режиссер прежде всего размышляет о той ситуации, в которой мы живем сегодня. Он словно пытается разобраться в том, что заставляет нас страдать, даже когда все вроде бы хорошо, на что мы закрываем глаза, о чем важном забываем в ежедневной суете.
Неидеальный мир
В центре сюжета — история семьи, которая, кажется, вот-вот распадется на части. Персонажи ссорятся, страдают, сердятся, не хотят идти на компромисс, но делают это так, словно в постоянном противоборстве друг с другом видят смысл жизни. Семейные разборки сыграны нарочито преувеличенно и вызывают улыбку. При этом спектакль не уходит в пошлую комедийность. Итальянские страсти разыграны артистами НХТ в духе комедии дель арте, но за ними скрывается глубинная проблема, которая претендует уже на чеховский психологизм. С итальянским народным театром этот спектакль роднит также оркестр: актеры, скрытые за масками, таинственно появляются и исчезают по ходу действия, создавая живое музыкальное сопровождение.
Центральный персонаж, дон Лу́ка Купьелло, мастерит рождественскую игрушку «Ясли Христовы». В каком-то смысле он создает свой идеальный мир. В спектакле Евгения Гельфонда «Ясли Христовы» — это не декоративное украшение. Все элементы поделки — вырезанные из фанеры фигуры животных и волхвов — сделаны в человеческий рост. Тем трагичнее и больнее наблюдать за тем, как у Луки ничего не клеится, как его дело высмеивает сын, а дочь и вовсе в порыве собственных переживаний крушит то, что уже создано. Исполнитель главной роли Александр Майер играет человека беспомощного, непонятого, потерявшегося в своих иллюзиях, но при этом доброго, переживающего и искреннего. Мы смеемся над его простодушием, но только сначала.
В спектакле — две женские роли. Жена дона Купьелло Кончетта в исполнении Татьяны Богдан — образец терпения и внутренней силы. При взгляде на нее начинаешь сомневаться, что хозяин в этом доме мужчина. Ксения Бойко, пожалуй, впервые выступает в подобной роли: она играет взбалмошную, истеричную дамочку, дочь Луки Нинуччу, которая недовольна своей вполне благополучной жизнью и норовит уйти от любящего ее, но не любимого ею мужа.
Показателен эпизод разговора Нинуччи с матерью. Женщины объясняются без слов, на языке жестов, который понятен только им. Это не только красиво исполнено, но и ярко высвечивает проблему непонимания в семье. Содержание этого странного разговора остается для дона Купьелло, свидетеля этой сцены, загадкой, что, естественно, выводит его из себя и заставляет чувствовать себя оскорбленным.
Сын Луки Томмазино, персонаж Петра Оликера, — подросток с манерами взрослого, почти бандит, но пародийный. Его детская жестокость, способная перерасти в нечто большее, проявляется в отношениях с дядей Паскуалино, которого играет Александр Балицкий, создавая образ меланхоличного, вечно жалующегося, жалкого человека. Импульс раздора в и так раскалывающуюся семью привносит Витторио Элиа. Алексей Пименов комично играет этакого двуликого Януса, который то жалобно смотрит на Луку, то испепеляюще и уничтожающе — на Кончетту. Он не то чтобы хотел разрушить семью. Скорее, его появление еще ярче показывает и без того очевидную хрупкость этого семейства.
Без пафоса
В галерее образов этого спектакля интересен персонаж Павла Мохнаткина — привратник Раффаэле. Это второстепенный герой, но он говорит ключевые слова (в пьесе они принадлежат доктору): «Лука Купьелло всегда был большим ребенком и считал мир огромной игрушкой. Но когда он начал понимать, что с этой игрушкой нельзя играть, он этого не вынес. От взрослого в Луке Купьелло ничего нет. А для ребенка он слишком стар».
Привратник, простой сторож, становится своего рода проводником дона Купьелло из одного мира в другой. Напрашивается еще одно сравнение — с апостолом Петром, хранителем ключей от рая, его стражем.
В спектакле Евгения Гельфонда это не единственная метафора на христианскую тему. Не раз элементом сценографии становятся рыбы (ихтис, с древнегреческого «рыба», — древний акроним имени Иисуса Христа). Есть в спектакле и отсылки к мировой художественной культуре. Например, в финальной сцене отец и сын застывают в позе, которая недвусмысленно напоминает знаменитую фреску Микеланджело «Сотворение Адама». И это придает финалу возвышенное и торжественное звучание: дон Купьелло, большой ребенок и безнадежный мечтатель, не сумевший при жизни не то что объединить семью — хотя бы без запинки произнести это простое слово «объединение», становится почти равным Богу и благословляет семейство на счастливую и светлую жизнь.
Спектакль Евгения Гельфонда лишен и намека на пафос или морализаторство. Режиссер, скорее, совершает рождественское чудо: не отходя от текста пьесы и не меняя концовку, задуманную драматургом, он делает финал, который оставляет в душе свет и надежду, заставляет задуматься о своей жизни, о том, что такое счастье, сила любви, доброты и принятия.
Отголоски прошлого
Впервые интерес к творчеству Эдуардо де Филиппо возник в конце 50-х годов. После спектакля Евгения Симонова по пьесе «Филумена Мартурано» в театре имени Е. Вахтангова к произведениям итальянского драматурга стали обращаться часто и охотно. В 1965 году спектакль по пьесе «Рождество в доме Купьелло» поставил Леонид Варпаховский в московском Малом театре, представив зрителям грустную комедию, которая заканчивалась похоронами и сожалением о развеявшихся иллюзиях и разрушенных мечтах о лучшей жизни.
«Рождество в доме синьора Купьелло» — одна из первых пьес де Филиппо, написанная в 1931 году. Это было время, когда Муссолини утвердился в качестве дуче, в Италии сложилась однопартийная система, начал укрепляться тоталитарный режим. В пьесе нет прямого отражения политической ситуации, однако есть предощущение грядущей трагедии, необъяснимая тревога, которая отравляет внешнее, казалось бы, благополучие…
Подобная атмосфера присутствует в спектакле Евгения Гельфонда. Обращаясь к тексту, написанному почти век назад, режиссер прежде всего размышляет о той ситуации, в которой мы живем сегодня. Он словно пытается разобраться в том, что заставляет нас страдать, даже когда все вроде бы хорошо, на что мы закрываем глаза, о чем важном забываем в ежедневной суете.
Неидеальный мир
В центре сюжета — история семьи, которая, кажется, вот-вот распадется на части. Персонажи ссорятся, страдают, сердятся, не хотят идти на компромисс, но делают это так, словно в постоянном противоборстве друг с другом видят смысл жизни. Семейные разборки сыграны нарочито преувеличенно и вызывают улыбку. При этом спектакль не уходит в пошлую комедийность. Итальянские страсти разыграны артистами НХТ в духе комедии дель арте, но за ними скрывается глубинная проблема, которая претендует уже на чеховский психологизм. С итальянским народным театром этот спектакль роднит также оркестр: актеры, скрытые за масками, таинственно появляются и исчезают по ходу действия, создавая живое музыкальное сопровождение.
Центральный персонаж, дон Лу́ка Купьелло, мастерит рождественскую игрушку «Ясли Христовы». В каком-то смысле он создает свой идеальный мир. В спектакле Евгения Гельфонда «Ясли Христовы» — это не декоративное украшение. Все элементы поделки — вырезанные из фанеры фигуры животных и волхвов — сделаны в человеческий рост. Тем трагичнее и больнее наблюдать за тем, как у Луки ничего не клеится, как его дело высмеивает сын, а дочь и вовсе в порыве собственных переживаний крушит то, что уже создано. Исполнитель главной роли Александр Майер играет человека беспомощного, непонятого, потерявшегося в своих иллюзиях, но при этом доброго, переживающего и искреннего. Мы смеемся над его простодушием, но только сначала.
В спектакле — две женские роли. Жена дона Купьелло Кончетта в исполнении Татьяны Богдан — образец терпения и внутренней силы. При взгляде на нее начинаешь сомневаться, что хозяин в этом доме мужчина. Ксения Бойко, пожалуй, впервые выступает в подобной роли: она играет взбалмошную, истеричную дамочку, дочь Луки Нинуччу, которая недовольна своей вполне благополучной жизнью и норовит уйти от любящего ее, но не любимого ею мужа.
Показателен эпизод разговора Нинуччи с матерью. Женщины объясняются без слов, на языке жестов, который понятен только им. Это не только красиво исполнено, но и ярко высвечивает проблему непонимания в семье. Содержание этого странного разговора остается для дона Купьелло, свидетеля этой сцены, загадкой, что, естественно, выводит его из себя и заставляет чувствовать себя оскорбленным.
Сын Луки Томмазино, персонаж Петра Оликера, — подросток с манерами взрослого, почти бандит, но пародийный. Его детская жестокость, способная перерасти в нечто большее, проявляется в отношениях с дядей Паскуалино, которого играет Александр Балицкий, создавая образ меланхоличного, вечно жалующегося, жалкого человека. Импульс раздора в и так раскалывающуюся семью привносит Витторио Элиа. Алексей Пименов комично играет этакого двуликого Януса, который то жалобно смотрит на Луку, то испепеляюще и уничтожающе — на Кончетту. Он не то чтобы хотел разрушить семью. Скорее, его появление еще ярче показывает и без того очевидную хрупкость этого семейства.
Без пафоса
В галерее образов этого спектакля интересен персонаж Павла Мохнаткина — привратник Раффаэле. Это второстепенный герой, но он говорит ключевые слова (в пьесе они принадлежат доктору): «Лука Купьелло всегда был большим ребенком и считал мир огромной игрушкой. Но когда он начал понимать, что с этой игрушкой нельзя играть, он этого не вынес. От взрослого в Луке Купьелло ничего нет. А для ребенка он слишком стар».
Привратник, простой сторож, становится своего рода проводником дона Купьелло из одного мира в другой. Напрашивается еще одно сравнение — с апостолом Петром, хранителем ключей от рая, его стражем.
В спектакле Евгения Гельфонда это не единственная метафора на христианскую тему. Не раз элементом сценографии становятся рыбы (ихтис, с древнегреческого «рыба», — древний акроним имени Иисуса Христа). Есть в спектакле и отсылки к мировой художественной культуре. Например, в финальной сцене отец и сын застывают в позе, которая недвусмысленно напоминает знаменитую фреску Микеланджело «Сотворение Адама». И это придает финалу возвышенное и торжественное звучание: дон Купьелло, большой ребенок и безнадежный мечтатель, не сумевший при жизни не то что объединить семью — хотя бы без запинки произнести это простое слово «объединение», становится почти равным Богу и благословляет семейство на счастливую и светлую жизнь.
Спектакль Евгения Гельфонда лишен и намека на пафос или морализаторство. Режиссер, скорее, совершает рождественское чудо: не отходя от текста пьесы и не меняя концовку, задуманную драматургом, он делает финал, который оставляет в душе свет и надежду, заставляет задуматься о своей жизни, о том, что такое счастье, сила любви, доброты и принятия.
Поделиться
