Челябинская командировка «атомного резидента» Рудольфа Абеля
16 Июля 2020
Фото: предоставлено пресс-службой УФСБ России по Челябинской области
По воспоминаниям чекистов, легендарный разведчик выглядел как сельский учитель
-
Музейный гид. Рисунки Абеля. Что еще можно увидеть в челябинском музее Управления ФСБ России
-
Музейный гид. В Челябинске создадут экспозицию из портретов разведчиков
Вряд ли найдется человек, который не слышал бы имени Рудольфа Абеля. Полковник советской разведки, нелегал, человек с фантастической биографией. За три года до смерти, в сентябре 1968 года, легендарный разведчик побывал в Челябинске. Об этом визите сохранились воспоминания челябинских чекистов.
В обмен на Пауэрса
Настоящее имя разведчика было Вильям Генрихович Фишер. Родители его назвали так в честь Шекспира.
С 1941 года в НКВД Фишер готовил радистов для разведывательных групп, засылаемых в оккупированные Германией страны. Тогда же познакомился и работал вместе с Рудольфом Абелем. С 1948 года работал в США.
В 1957 году его выдали, и он был арестован агентами ФБР. При аресте назвался именем своего покойного друга Рудольфа Абеля. И далее последовал практически смертный приговор для 54-летнего человека: 32 года заключения! Находясь в тюрьме, нарисовал портрет Кеннеди, который по просьбе последнего был ему подарен и потом висел в Овальном кабинете.
В 1962 году Рудольфа Абеля обменяли на сбитого 1 мая 1960 года в районе Свердловска пилота американского разведывательного самолета Пауэрса.
Восстановив здоровье, Фишер вернулся к работе в центральном аппарате разведки, готовил молодых разведчиков-нелегалов, на досуге писал пейзажи.
В 1968 году на экраны вышел фильм «Мертвый сезон», сюжет которого связан с некоторыми фактами из биографии Абеля. Тогда же зритель смог увидеть и самого легендарного разведчика, который в начале ленты обращается с экрана с небольшим комментарием. Судьба разведчика вдохновила писателя Вадима Кожевникова на создание приключенческого романа «Щит и меч», по которому был поставлен фильм, где также консультантом выступал Абель.
Скончался Абель от рака легких в 1971 году на 69-м году жизни.
Это был наш кумир!
«В сентябре 1968 года мне сообщили, что Хлестков попросил меня передать Абелю цветы от всех женщин управления, – вспоминает ветеран органов безопасности, референт Ольга Белова. – Я очень разволновалась. Для нас это был кумир! Такая величина! И вдруг я… Что я смогу сказать ТАКОМУ человеку? Те, кто видел, как я высказывала свои пожелания гостю, тоже волновались за меня, слыша, как у меня голос задрожал. Но, кажется, потом все обошлось.
Мне он запомнился худеньким, сухоньким, старенький уже был. Рассказывал, конечно, очень интересно. Особенно запомнился его рассказ о том, как он чуть не погорел. Еще до войны, когда он работал в Европе, представился венгерским журналистом. Вдруг стало известно, что приезжает какой-то венгерский работник, и он про себя тут же подумал: все, дескать, сгорел! Надо срочно уматывать. Но ему тогда как-то удалось спастись. Рассказывал, кем он только не работал! И рисовал он хорошо. Ему же как-то надо было легализовать свои доходы, вот и приходилось ему творчески трудиться».
О приезде Абеля рассказывает бывший руководитель пресс-группы Челябинского управления КГБ, подполковник Александр Козин. Эти воспоминания есть также и в книге «Государственная безопасность: три века на Южном Урале».
«Тогдашний начальник управления Алексей Хлестков, заботясь о повышении нашего профессионального уровня и расширении кругозора, устраивал нам встречи с людьми, которые были бы полезны в этом смысле. Он и привез из Москвы Абеля, – рассказывает Козин. – Встречались мы в нашем актовом зале, почти весь личный состав пришел...»
По словам Козина, Абель выглядел как сельский учитель. Невысокий, худощавый, лысый, над ушами редкие седые волосы, серенький в клеточку недорогой костюм, простенький галстук. Очки с большими диоптриями. Голос негромкий. Говорят, в тюрьме (в США) он стал для американских уголовников главным советчиком, арбитром в конфликтах, консультантом. Звали его там «полковник».
Об Америке Абеля расспрашивали много. Он рассказывал, как, к примеру, сумел легализоваться в Штатах – под прикрытием оптической мастерской; как уходил от всесильной американской налоговой службы, оставаясь невидимым для нее даже при проведении банковских операций. Естественно, Абеля спрашивали о роковом провале: «Вы же знали, что вас уже предали, что же уйти не могли?» Он тогда ответил, что не мог позволить себе этого, не предупредив своих людей и не подав им сигнала тревоги. Сделать это было сложно, и уйти – тоже. «Да и как, – говорит, – уйдешь, когда за тобой топают шестьдесят человек». Этот ответ вызвал у челябинских чекистов шок: «Мы – сели. Мы и сами ходили под учебной «наружкой» и ощущали это чувство слежки за собой. Но чтобы шестьдесят человек шли след в след!..»
Любопытен рассказ и об одном из контейнеров Абеля. Это был никелированный болт, который развинчивался, там шла другая резьба, вынимался футлярчик для микрофотопленки. Кстати, ФБР было так уверено в перевербовке Абеля, что не пригласило на арест и обыск понятых. Хотя улик было найдено достаточно (тот же болт или контейнер-зажим для галстука), на суде они фигурировать не могли.
Когда Абеля решили обменять на летчика-шпиона Пауэрса, то он поначалу не поверил – решил, что это очередной шаг в длинной цепочке провокаций. «Дело было в Берлине. Его посадили в машину, зажав тремя амбалами и предупредив, что при малейшей попытке к побегу будут стрелять. Что это не инсценировка, он поверил только тогда, когда среди трех встречавших увидел человека, знакомого ему лично».
По возвращении в Союз Рудольф Абель преподавал в разведшколах, готовящих «нелегалов» для засылки за рубеж. Поэтому его появление в Челябинске оказалось совсем не случайным. Тогда, в челябинской лекции Абель проводил очень жесткие разграничения между разведкой и контрразведкой, объясняя, что это две совершенно разные профессии, и поясняя, что, к примеру, контрразведчику, ставшему разведчиком, гораздо труднее работать: он знает приемы службы, действующей против него, очень старается соблюсти все правила безопасности и чувствует от этого себя в постоянном напряжении...
«Валяй, коллега!»
Вспоминает Константин Шульгин, полковник в отставке, в прошлом заместитель начальника управления КГБ по Челябинской области:
– Честно говоря, мне крупно повезло, что меня свела судьба с Абелем. Это было нашумевшее дело, когда Абеля поменяли на сбитого американского летчика Пауэрса. Руководивший тогда нашим управлением генерал-майор Алексей Хлестков был в дружеских отношениях с Цыгуновым, заместителем Андропова. И он договорился, чтобы этого разведчика показать чекистам Челябинска.
Хлестков лично и встречал гостя, приехавшего поездом, на вокзале.
Поселили разведчика в гостинице «Южный Урал». Тогда она еще не была благоустроена так, как полагается, но Абелю выделили трехкомнатный номер-люкс с ванной, в котором окна смотрели на север. Там он проживал под фамилией Афанасьев с соответствующим паспортом, который я сам видел.
Мне было поручено курировать гостя. Каждое утро в назначенное время (примерно в половине девятого) я приходил в гостиницу, стучался к нему. Он через дверь говорил мне: «Проходи!» Иногда он уж был готов к выходу. А в другой раз говорил: «Чего торопиться? Давай чаю попьем!» И сам Абель наливал мне чай! В общении был очень простой, самый обычный человек.
Я его сопровождал в управлении, где проходили важные встречи, на каждой из которых я обязательно присутствовал. В управление часто ездили на машине. Однажды он говорит: «А зачем нам машина? Тут же рядом! Давай пройдемся по городу». И мы с ним шли по улице Кирова, я ему рассказывал о Челябинске, о его первых зданиях. К тому времени был построен Дворец спорта «Юность», к которому я его подвел. Он похвалил и сказал: «Здорово!» И я сделал фотографию Абеля на фоне Дворца спорта, отпечатал два экземпляра. Один отдал ему, а на втором он написал «Уважаемому Константину Ивановичу в память о нашей встрече в Челябинске. Рудольф Абель». Это фотография у меня хранится.
Однажды я его спросил о том, как ему удавалось работать в Америке, чтобы не попасть в поле зрения разведки. В ответ он остановился на двух моментах, которые его постоянно беспокоили. Первый, когда стучат в дверь. В этот момент просыпается естественная реакция русского человека с соответствующими репликами. Но ты должен отреагировать только на другом языке и не дай бог ошибиться! Второй момент касался налоговой инспекции, которой он боялся больше, чем контрразведчиков.
Шульгин спросил, что его заставило торговать своими рисунками? Он ответил, что получил разрешение центра, чтобы его не засекла их налоговая инспекция. Если она заметит, что при таких-то доходах расходы больше, тотчас начинает дотошно выяснять: откуда деньги? Поэтому он вынужден был рисовать эти картины. По выходным дням на площади открывался базар. Он выходил и торговал своими картинами. Это его и оправдывало.
Рассказывал Абель, как сидел в американской тюрьме, как обмен с Пауэрсом проходил.
После Челябинска он выезжал на объекты – в Миасс и Челябинск-40. Там он своими глазами увидел воплощение атомного проекта, участником которого был, собирая информацию по оружейному плутонию. Поэтому его, кстати, называли еще и «атомным резидентом». Там же фотографировался с личным составом, проводил с ними беседы.
Полковник КГБ Виктор Мясников, возглавлявший в то время управление по Миассу, вспоминает, как, желая сфотографировать Абеля, он спросил у генерала Хлесткова разрешение. Тот в ответ:
«А что ты у меня-то спрашиваешь? Ты у Абеля спроси».
Услышав просьбу, Абель махнул рукой: «Валяй, коллега!»
Редакция «ЮП» благодарит пресс-секретаря УФСБ по Челябинской области Марину Горлевскую за помощь в подготовке материала.
В обмен на Пауэрса
Настоящее имя разведчика было Вильям Генрихович Фишер. Родители его назвали так в честь Шекспира.
С 1941 года в НКВД Фишер готовил радистов для разведывательных групп, засылаемых в оккупированные Германией страны. Тогда же познакомился и работал вместе с Рудольфом Абелем. С 1948 года работал в США.
В 1957 году его выдали, и он был арестован агентами ФБР. При аресте назвался именем своего покойного друга Рудольфа Абеля. И далее последовал практически смертный приговор для 54-летнего человека: 32 года заключения! Находясь в тюрьме, нарисовал портрет Кеннеди, который по просьбе последнего был ему подарен и потом висел в Овальном кабинете.
В 1962 году Рудольфа Абеля обменяли на сбитого 1 мая 1960 года в районе Свердловска пилота американского разведывательного самолета Пауэрса. Восстановив здоровье, Фишер вернулся к работе в центральном аппарате разведки, готовил молодых разведчиков-нелегалов, на досуге писал пейзажи.
В 1968 году на экраны вышел фильм «Мертвый сезон», сюжет которого связан с некоторыми фактами из биографии Абеля. Тогда же зритель смог увидеть и самого легендарного разведчика, который в начале ленты обращается с экрана с небольшим комментарием. Судьба разведчика вдохновила писателя Вадима Кожевникова на создание приключенческого романа «Щит и меч», по которому был поставлен фильм, где также консультантом выступал Абель.
Скончался Абель от рака легких в 1971 году на 69-м году жизни.
Это был наш кумир!
«В сентябре 1968 года мне сообщили, что Хлестков попросил меня передать Абелю цветы от всех женщин управления, – вспоминает ветеран органов безопасности, референт Ольга Белова. – Я очень разволновалась. Для нас это был кумир! Такая величина! И вдруг я… Что я смогу сказать ТАКОМУ человеку? Те, кто видел, как я высказывала свои пожелания гостю, тоже волновались за меня, слыша, как у меня голос задрожал. Но, кажется, потом все обошлось.
Мне он запомнился худеньким, сухоньким, старенький уже был. Рассказывал, конечно, очень интересно. Особенно запомнился его рассказ о том, как он чуть не погорел. Еще до войны, когда он работал в Европе, представился венгерским журналистом. Вдруг стало известно, что приезжает какой-то венгерский работник, и он про себя тут же подумал: все, дескать, сгорел! Надо срочно уматывать. Но ему тогда как-то удалось спастись. Рассказывал, кем он только не работал! И рисовал он хорошо. Ему же как-то надо было легализовать свои доходы, вот и приходилось ему творчески трудиться».
О приезде Абеля рассказывает бывший руководитель пресс-группы Челябинского управления КГБ, подполковник Александр Козин. Эти воспоминания есть также и в книге «Государственная безопасность: три века на Южном Урале».
«Тогдашний начальник управления Алексей Хлестков, заботясь о повышении нашего профессионального уровня и расширении кругозора, устраивал нам встречи с людьми, которые были бы полезны в этом смысле. Он и привез из Москвы Абеля, – рассказывает Козин. – Встречались мы в нашем актовом зале, почти весь личный состав пришел...»
По словам Козина, Абель выглядел как сельский учитель. Невысокий, худощавый, лысый, над ушами редкие седые волосы, серенький в клеточку недорогой костюм, простенький галстук. Очки с большими диоптриями. Голос негромкий. Говорят, в тюрьме (в США) он стал для американских уголовников главным советчиком, арбитром в конфликтах, консультантом. Звали его там «полковник».
Об Америке Абеля расспрашивали много. Он рассказывал, как, к примеру, сумел легализоваться в Штатах – под прикрытием оптической мастерской; как уходил от всесильной американской налоговой службы, оставаясь невидимым для нее даже при проведении банковских операций. Естественно, Абеля спрашивали о роковом провале: «Вы же знали, что вас уже предали, что же уйти не могли?» Он тогда ответил, что не мог позволить себе этого, не предупредив своих людей и не подав им сигнала тревоги. Сделать это было сложно, и уйти – тоже. «Да и как, – говорит, – уйдешь, когда за тобой топают шестьдесят человек». Этот ответ вызвал у челябинских чекистов шок: «Мы – сели. Мы и сами ходили под учебной «наружкой» и ощущали это чувство слежки за собой. Но чтобы шестьдесят человек шли след в след!..»
Любопытен рассказ и об одном из контейнеров Абеля. Это был никелированный болт, который развинчивался, там шла другая резьба, вынимался футлярчик для микрофотопленки. Кстати, ФБР было так уверено в перевербовке Абеля, что не пригласило на арест и обыск понятых. Хотя улик было найдено достаточно (тот же болт или контейнер-зажим для галстука), на суде они фигурировать не могли.
Когда Абеля решили обменять на летчика-шпиона Пауэрса, то он поначалу не поверил – решил, что это очередной шаг в длинной цепочке провокаций. «Дело было в Берлине. Его посадили в машину, зажав тремя амбалами и предупредив, что при малейшей попытке к побегу будут стрелять. Что это не инсценировка, он поверил только тогда, когда среди трех встречавших увидел человека, знакомого ему лично».
По возвращении в Союз Рудольф Абель преподавал в разведшколах, готовящих «нелегалов» для засылки за рубеж. Поэтому его появление в Челябинске оказалось совсем не случайным. Тогда, в челябинской лекции Абель проводил очень жесткие разграничения между разведкой и контрразведкой, объясняя, что это две совершенно разные профессии, и поясняя, что, к примеру, контрразведчику, ставшему разведчиком, гораздо труднее работать: он знает приемы службы, действующей против него, очень старается соблюсти все правила безопасности и чувствует от этого себя в постоянном напряжении...
«Валяй, коллега!»
Вспоминает Константин Шульгин, полковник в отставке, в прошлом заместитель начальника управления КГБ по Челябинской области:
– Честно говоря, мне крупно повезло, что меня свела судьба с Абелем. Это было нашумевшее дело, когда Абеля поменяли на сбитого американского летчика Пауэрса. Руководивший тогда нашим управлением генерал-майор Алексей Хлестков был в дружеских отношениях с Цыгуновым, заместителем Андропова. И он договорился, чтобы этого разведчика показать чекистам Челябинска.
Хлестков лично и встречал гостя, приехавшего поездом, на вокзале. Поселили разведчика в гостинице «Южный Урал». Тогда она еще не была благоустроена так, как полагается, но Абелю выделили трехкомнатный номер-люкс с ванной, в котором окна смотрели на север. Там он проживал под фамилией Афанасьев с соответствующим паспортом, который я сам видел.
Мне было поручено курировать гостя. Каждое утро в назначенное время (примерно в половине девятого) я приходил в гостиницу, стучался к нему. Он через дверь говорил мне: «Проходи!» Иногда он уж был готов к выходу. А в другой раз говорил: «Чего торопиться? Давай чаю попьем!» И сам Абель наливал мне чай! В общении был очень простой, самый обычный человек.
Я его сопровождал в управлении, где проходили важные встречи, на каждой из которых я обязательно присутствовал. В управление часто ездили на машине. Однажды он говорит: «А зачем нам машина? Тут же рядом! Давай пройдемся по городу». И мы с ним шли по улице Кирова, я ему рассказывал о Челябинске, о его первых зданиях. К тому времени был построен Дворец спорта «Юность», к которому я его подвел. Он похвалил и сказал: «Здорово!» И я сделал фотографию Абеля на фоне Дворца спорта, отпечатал два экземпляра. Один отдал ему, а на втором он написал «Уважаемому Константину Ивановичу в память о нашей встрече в Челябинске. Рудольф Абель». Это фотография у меня хранится.
Однажды я его спросил о том, как ему удавалось работать в Америке, чтобы не попасть в поле зрения разведки. В ответ он остановился на двух моментах, которые его постоянно беспокоили. Первый, когда стучат в дверь. В этот момент просыпается естественная реакция русского человека с соответствующими репликами. Но ты должен отреагировать только на другом языке и не дай бог ошибиться! Второй момент касался налоговой инспекции, которой он боялся больше, чем контрразведчиков.
Шульгин спросил, что его заставило торговать своими рисунками? Он ответил, что получил разрешение центра, чтобы его не засекла их налоговая инспекция. Если она заметит, что при таких-то доходах расходы больше, тотчас начинает дотошно выяснять: откуда деньги? Поэтому он вынужден был рисовать эти картины. По выходным дням на площади открывался базар. Он выходил и торговал своими картинами. Это его и оправдывало.
Рассказывал Абель, как сидел в американской тюрьме, как обмен с Пауэрсом проходил.
После Челябинска он выезжал на объекты – в Миасс и Челябинск-40. Там он своими глазами увидел воплощение атомного проекта, участником которого был, собирая информацию по оружейному плутонию. Поэтому его, кстати, называли еще и «атомным резидентом». Там же фотографировался с личным составом, проводил с ними беседы.
Полковник КГБ Виктор Мясников, возглавлявший в то время управление по Миассу, вспоминает, как, желая сфотографировать Абеля, он спросил у генерала Хлесткова разрешение. Тот в ответ:
«А что ты у меня-то спрашиваешь? Ты у Абеля спроси».
Услышав просьбу, Абель махнул рукой: «Валяй, коллега!»
Редакция «ЮП» благодарит пресс-секретаря УФСБ по Челябинской области Марину Горлевскую за помощь в подготовке материала.
Поделиться
