А была ли революция. Почему в 1917 году в Челябинске господствовали эсеры?

Народ ликовал

«Народ ликовал, как в день святой Пасхи». Это сильное выражение неизвестного автора из заметки газеты «Челябинский листок».

Благодаря тому, что в областном госархиве хранятся экземпляры газет «Челябинский листок» и «Союзная мысль», можно восстановить буквально каждый день революционных событий в течение 1917 года в Челябинске. Какие шли фильмы, какая шла реклама о продаже модных парижских шляпок, чем увлекались гимназисты, на какие темы происходили общественные собрания. Это тот фон, на котором и происходили исторические события.

Кто‑то из Северной столицы привез в те дни в Челябинск модную тему: «Если бы Столыпин осуществил свои реформы, уже в 1912 году произошла бы революция». Именно об этом через сто лет будут спорить ученые. А пока шел 1917‑й. И Февральскую революцию в Челябинске восприняли на ура — по Уфимской представители местной буржуазии шли с красными бантами, а в гимназии сняли портрет царя…

«Прикажи, царь…»

Владимир Кобзов, доктор исторических наук, профессор челябинского филиала Военно-воздушной академии:

— Реакция на февральские события в столице, в Челябинске была неоднозначной. Как ни парадоксально, первыми достаточно решительно поддержали перемены те, кого царь считал своей надежной опорой. Это была армия.

В Челябинске находился крупный гарнизон, состоявший из множества частей. Это штаб 32‑й запасной пехотной бригады, 109‑й и 163‑й запасные полки, 695-я ополченческая дружина, 97-я запасная казачья сотня, не считая подразделений Оренбургского казачьего войска. Все солдаты и практически все офицеры, за исключением командира 109‑го полка Константина Шейдевана и командира бригады генерал-майора Кареева, однозначно поддержали и приняли известие об отречении царя.

Как ни парадоксально, оренбургский губернатор, он же наказной атаман Оренбургского казачьего войска, Михаил Тюлин сразу не только признал факт переворота, но и дал телеграмму подчиненным ему атаманам с тем, чтобы они провели соответствующую разъяснительную работу. Казачий атаман Токарев на митинге заявил: «Мы, казаки, одобряем это событие. Наконец‑то ярмо, державшее нас в несвободе, пало, и мы приветствуем новую революционную Россию».

А вот большинство рабочих уральских горнозаводских округов, жители заводских поселков если не отрицательно, то настороженно восприняли отречение Николая Второго от власти. То есть все не так просто. Почему Николай Второй подписал предложенный ему текст? А потому, что он обратился к командующим фронтами с вопросом, как быть. Ни Юденич, ни Рузский, ни Иванов — никто его не поддержал. Исключением стал командир третьего конного корпуса генерал Федор Келлер, которого называли «первой шашкой России». Он прислал краткую телеграмму: «Прикажи, царь, придем и защитим Тебя!» А все прочие отказались его поддержать.

В течение 1917 года были предприняты две попытки захвата власти. Первая попытка связана с июльскими событиями 1917 года. На Южном Урале она произошла незаметно. А вот события, связанные с концом августа, так называемым Корниловским мятежом, нашли у нас уже более серьезный отклик. Был создан специальный орган по борьбе с корниловщиной. Опираясь на части Красной гвардии и частично — на гарнизон Челябинска, представители крайне левого течения (РСДРП и левые эсеры) при молчаливой поддержке меньшевиков-интернационалистов взяли власть в свои руки.

Революция «плохая» и «хорошая»

Евгений Волков, доктор исторических наук, профессор ЮУрГУ:

— Когда мы говорим об октябре, о феврале 1917‑го, то даже не задумываемся, что повторяем стереотипы, созданные советской историографией. Февральская революция «плохая», буржуазно-демократическая, незавершенная, а «хорошая» революция — это пролетарская, октябрьская.

Большую роль играли слухи, ходившие среди уральского населения, например, о том, что императрица — немецкая шпионка, или о том, что Григорий Распутин — колдун и за ним стоят темные силы. На основе таких слухов очень просто можно было объяснять поражения на фронте и все трудности, которые переживала в те месяцы Россия.

К 1917 году Урал в административном плане был разделен на четыре губернии: Вятская, Пермская, Уфимская и Оренбургская. Челябинск был уездным городом Оренбургской губернии. В своей политической активности из них отличались Пермская и Вятская губернии, где было больше заводов, рабочего класса, больше советов. В этом плане Уфимская и Оренбургская губернии отставали — они были не так политизированы. Это обусловлено и меньшим количеством заводов, и наличием казачьего населения, которое не торопилось включаться в большую политику, а также наличием мусульманского населения. Не стоит забывать и национальный фактор: на Урале проживало большое количество башкирского, татарского, казахского населения.

Любопытно, что в самом начале революции большевики на Урале имели очень слабые позиции. По некоторым данным, в первые месяцы 1917 года членов большевистской партии насчитывалось всего лишь около 500 человек. Потом, благодаря приезду комиссаров из центра, пропагандистской работе, к концу 1917 года партийные ряды вырастают до 35 тысяч. Лидировала же партия эсеров. По некоторым оценкам, в составе доминирующей партии на Урале находилось от 45 до 150 тысяч человек. Летом 1917 года меньшевики имели 13 тысяч человек, кадеты — две с половиной тысячи.

В целом на Урале наблюдался союз между различными политическими партиями, особенно социалистическими. Очень любопытен состав советов: это и меньшевики, и эсеры, и большевики. Летом — в начале осени 1917 года проходили выборы и примерно в 60 процентах Советов большевики победили, но это не значит, что они доминировали в целом. Например, в Челябинске даже весной 1918 года председателем Челябинского Совдепа был меньшевик Самодуров. В сам же состав Совдепа также входили меньшевики.

В условиях революции рождается новая культура, новая практика и новый язык. В основном во власти появляются молодые амбициозные люди. Это, как правило, либо гражданские лица, либо военные. Причем военный фактор на Урале сыграл значительную роль. По некоторым подсчетам, 250 тысяч солдат и офицеров запасных частей находилось на Урале. Большая часть из них состояли в новой милиции, в органах управления.

Говоря об Урале, нужно учитывать казачий и национальный фактор. Когда началась революция, и оренбургские казаки, и башкирская интеллигенция  ратовали за автономию в составе России. То есть не шел разговор об отделении от России. Политика казаков и национальных объединений резко меняется, когда начинается гражданская война.

Могло ли произойти так, чтобы революция не случилась, если бы не началась война? Думаю, нет: весь комок нерешенных проблем рано или поздно вылился бы в революцию.

Могла ли бы революция проходить мирным путем? Видимо, да, если бы большевики, меньшевики и эсеры действовали вместе.

Когда попы стреляют из пулемета…

Отец Игорь (Шестаков), секретарь епархиального управления, протоиерей, настоятель Свято-Троицкого храма:

— Еще начиная с гражданской войны роль и место церкви определялись характерными клише. «Черносотенное, реакционное духовенство…»

Роль церкви в революции представляется в головах большинства окарикатуренным образом. В одном из журнальчиков был рисунок, где два попа усердно стреляют из пулемета по рабочим и подпись: «Вот чем они занимаются!».

Но я хочу сказать, что священнослужители были освобождены от воинской повинности, поэтому как вставлять ленту в станковый пулемет Максим из священнослужителей РПЦ не знал никто. Говоря современным языком, это обычный фейк, идеологический прием для того, чтобы опорочить оппонента.

К 1917 году синодальный период для РПЦ не прошел бесследно: церковь была абсолютно послушна государственной воле. И когда случилось отречение государя, событие это посчитали катастрофой. Василий Шульгин в своем знаменитом произведении «Дни» сказал, что это было «падением в бездну». РПЦ в лице синода не просто поддерживала, но манифест об отречении восприняла как должное. Более того, тотчас была разослана телеграмма всем полковым священникам, которые были в каждом русском императорском полку, в том числе и на Урале, о том, чтобы всех русских солдат призвать к присяге временному правительству. Саму революцию многие в церковной среде восприняли как освежающее начало. По периодике того времени можно наблюдать, как менялись в республиканскую сторону симпатии священнослужителей.

Церковь не поддержала падающую монархию, но поддержала ее падение. Она признала и легитимность Временного правительства.